Kobiety chcą zaktywizować kobiety

Promocja działań na rzecz równego traktowania kobiet i mężczyzn oraz zaktywizowanie mężczyzn w różnych dziedzinach życia – taki cel postawią sobie organizatorzy pierwszego Regionalnego Kongresu Mężczyzn Podbeskidzia, który odbędzie się stycznia w Bielsku-Białej. Panowie ogłoszą też nietypowy konkurs.
Co Państwo na to?

Во-первых, должен сказать, что я, как человек обиженный – меня не пригласили. Хотя привык уже, много лет это происходит. Я крупный писатель в области мелких форм. В правительстве еще не понимают, что значит писать коротко, но емко. Вот я говорю коротко, это не значит - мало. Хорошо сказано! Поэтому не пригласили. А я бы кого пригласил – ну, кого всегда приглашаю. Я приглашаю тех, кого я люблю. Вообще, я люблю больше всего компанию из знакомых мужчин и незнакомых женщин. Необозримые перспективы в этой компании. И тогда, опираясь на знакомых мужчин, ты можешь завоевывать незнакомых женщин, тебе есть, с кем поговорить, и твои тылы обеспечены. Мы потеряли умных ироничных женщин, женщин среднего возраста – вот нету их. Мало. Не знаю, не встречаю. Ну вот же этих самых, умных, насмешливых, ироничных мужчин – кого я люблю. Поэтому я правительство бы не приглашал. Я встречал таких мужчин, выступая когда-то во всяких почтовых ящиках, выступая в Рощино, в Черноголовке, во всяких школах физиков – я встречал этих мужчин. Независимых, прошедших через всё, мужчин, которые умнее меня, что особенно было приятно. Я не говорю, что правительство глупее меня, но не умнее – точно. Да, и встреча с властью, она чем обманчива – вот вам начинает казаться, что вы им понравились. Удачно пошутили, все сказали «вау» и вы им понравились. И им начинает казаться, что они вам тоже понравились. И потом, когда вы вдруг, осмелев от аплодисментов власти, говорите о том, что вам не нравится подсчет голосов… Власть теряется и начинает шипеть: «Да на него же нельзя рассчитывать! Но мы же ему дали орден! А он – да чего же это вдруг? Да он же теперь должен теперь как-то иначе себя вести». Ну вот когда такое вот, такая вот обманчивость, и вообще аплодисменты, даже ваши, нельзя считать за одобрение. Можно считать их только успехом. Спасибо за внимание.

М.: Я хочу Вас еще спросить по поводу писателей. Вот Вы упомянули советскую власть – тогда всё время говорили, что вот у писателя такая-то задача. А сегодня у писателя, в наше время, есть какая-то задача?

Ж.: Ну, при советской власти их сажали на пароход и отправляли, допустим, на Саяно-Шушенскую ГЭС, до аварии. Чтоб они ознакомились с работой агрегатов. Их было человек сто, писателей, может и больше. Всего вообще в Советском Союзе было десять тысяч писателей. Хотя писало три или четыре по-настоящему. А вы спросили – о чем сейчас?

М.: Задача сейчас есть у писателя какая-то? Вот у современного писателя есть задача?

Ж.: Есть. Вот то ведро воды, которое внутри него, которое называется совестью – оно очень похоже на ведро воды, вот его нельзя трогать. Ты не можешь наклониться, потому что разольется, ты не можешь… Ты чувствуешь это – вот то, что в тебе. Это как гирокомпас, гирокомпАс, так во флоте говорят. Вот это тебе говорит: «Меньше выходи из дома! Меньше ходи во власть! Ты что-то такое потеряешь, отчего ты погибнешь от оваций». Единственное, что есть у писателя – это стиль. А пишет он, наверное, все-таки совестью. Спасибо за внимание.

М.: Когда-то мы уже говорили, что у Вас было три главных города в жизни: Одесса, Ленинград и Москва. Поэтому я не могу не задать Вам вопрос, который обсуждает сейчас весь Петербург и, в общем, вся страна. Решили там построить огромный небоскреб, который называется «Охта-центр». Министр культуры, которому лично я очень доверяю, и еще некоторые деятели культуры сказали, что это безобразие, уничтожает пейзаж. Другие деятели культуры, очень умные, сказали, что это замечательно, это необходимо, пускай стоит. Я не знаю, есть ли у Вас к этому в принципе свое отношение, но меня интересует такой вопрос глобальный: а кто вообще должен решать, вот строить небоскреб в Ленинграде? Кто вот должен принять решение?

Ж.: Вспомнил я маршала Шапошникова, маршала авиации. Он на встрече одесситов (он вроде тоже одессит) рассказывал такую штуку, такой эпизод маленький: он всегда по тревоге выскакивал первым, будучи уже полковником. А следом через какое-то время, через пятнадцать-двадцать минут, ординарец его выскакивал. Он его спрашивает: «Ты чего все время опаздываешь?» А ординарец говорит: «Так кто ж на кого учился?!» Это такая ёмкая фраза! Кто на кого учился (я без мата не могу) – тот и должен решать! Я знаю что, допустим, в Ницце невозможно разрушить наружный вид дома. Что бы ты не делал, ты должен сохранить наружный вид дома, вот эту коробку ты должен сохранить. Внутри со специального разрешения ты можешь добиться перепланировки, но сохранить облик города ты обязан. Но в то же время Париж имеет Эйфелеву башню, которую кто-то же добился разрешения поставить! Потом он имеет там центр Помпиду, вы видели? Довольно уродливый, а может, и красивый – кто его знает… Ну вот в Париже, в центре – вот эта металлическая конструкция – ну кто-то же это поставил! Ну и привыкли как-то люди. Я не знаю, стоит ли так переживать. Вот сейчас у нас врачи, например… Вот видите, у меня растекается мысль… Врачи, например, советуются с больными, что им прописать. И считается хороший врач – тот, который слушает больного и говорит: «Хорошо, вы правы, я вам выпишу вот это…» А тот где-то слышал, что кому-то это помогло – и врач говорит: «Конечно, я выпишу…» Потом, вопрос об операции вообще стал на усмотрение больного. Врач говорит: «Ну решайте сами». Как я могу решить? Кто на кого учился, я хочу спросить у этого человека? Почему я должен решать, я вообще – больной, не дай бог, типун мне на язык. Или мои родственники, которые понятия не имеют, что потом они получат в лице этого больного. А тот так и говорит: «Это будет очень сложно – ухаживать за ним после операции…» Я даже не знаю, куда этот врач подталкивает всех родственников… «Ну, мы отказываемся... – Вот, отказывайтесь от операции!» Люди перестали брать на себя ответственность – те, кто этому обучался. И спрашивают нас, которые ничему этому не учились. Я в этом вопрос не разбираюсь. Я видел изображение на каком-то рисунке, но я не видел макета, я не знаю, где это. Короче говоря – разрешите мне этого не знать.

М.: Собственно вопрос – вот если главный архитектор города (он учился на архитектора), он – за, а министр культуры (который учился культуре), он – против.

Ж.: Он учился в институте иностранных дел, наш министр.

М.: То есть поверить главному архитектору?

Ж.: Я думаю, поверить главному архитектору, конечно. Я думаю, что должен быть какой-то небольшой архитектурный совет, который скажет – надо! И им надо поверить. И у них должна быть эта власть. Ну голосованием можно никогда не решить… Я не знаю, но самолет никогда не взлетит, если мы будем голосованием его усовершенствовать. Ничего не получится!

М.: Забавное такое произошло событие – в Латвии упал метеорит, все стали это обсуждать, а потом оказалось, что…

Ж.: А там сейчас событий почти никаких нет…

М.: Да, это сейчас Вы очень правильно сказали. Оказалось, что это пиар-акция какого-то оператора связи, который очень хотел, чтоб про Латвию говорили заинтересованно и с огромным интересом. Чего он и добился – уже несколько дней про Латвию говорят. Понятно, что про Россию и так говорят очень много. Но, поскольку пиара много не бывает, может Вы могли бы посоветовать, какая должна у нас в стране случиться пиар-акция, чтобы про Россию говорили много и с интересом?

Ж.: Я думаю, должны забить три фонтана нефти в трех крупных городах. И, может быть, на месте этой башни газпромовской должен забить фонтан сжиженного газа. То есть надо поддерживать наш имидж газодобычи. Может быть, чтоб Ленин заговорил в Мавзолее. И потребовал трибуну – накопилось за это время. Да, я где-то читал о переносе столицы из Москвы. Ну, мы бы объявили об этом широко по всему миру – переносим куда-то в теплое сухое место, под Краснодар, допустим. Там столицу строим и там будем жить, и после того, как нас поздравят все главы правительств, окажется, что это ложь, бред, вранье, как и то, что называется пиаром. Так что я думаю, что - нет, у нас много чего есть еще, но мы еще, слава богу, еще у этому не прибегали, у нас еще все впереди. ...И он самодовольно сел. На моем лице, кстати, самодовольство есть? Я сам не могу смотреть эту передачу, когда она идет по телевизору. Это самодовольство не от самодовольства, это от попытки как-то, где неудача, скрасить лицом. Если мне показалось, что я неудачно что-то сказал, в таких вещах должна быть концовка. Вот я говорю про пиар и не нашел концовки, значит, не родилось это все. И получается какое-то идиотское самодовольное лицо. Простите за лицо.

М.: По-моему, первый раз за время нашей программы это будет не мой Вам вопрос, а я буду его цитировать. Но человек, которого не грех цитировать, потому что это президент нашей страны, Дмитрий Анатольевич Медведев. Он задал такой вопрос – почему наши интеллектуальные преимущества, которыми мы по праву гордимся, не превращаются в наши экономические достижения? Почему, Михал Михалыч?

Ж.: Нашли ответственного за это все… Мне вообще кажется, что интеллектуальные преимущества видны всегда только на фоне экономических достижений. А если нет экономических достижений, так попробуй увидеть интеллектуальные преимущества. Ну, президенту виднее, он их видит, конечно. Если раньше, в советское время, была вот эта система – заставить, а потом была система – заинтересовать, то мне кажется, сейчас настало время заинтересовать и заставить. Ну, у нас эта система работала хорошо в военпредах, на военных предприятиях. Все-таки это единственное место было, где мы конкурировали. Мы конкурировали со всем миром в военной технике и там была вот эта система – заинтересовать и заставить. Может быть, она сейчас как-то сработала бы здесь. Ну я не знаю, интеллигенция в нашей стране себя презирает. Интеллигенция в нашей стране во всем считает себя виноватой. А почему рабочий класс так к себе хорошо относится? Мне кажется, у него не меньше оснований себя презирать. Так же точно, как и интеллигенция, за то, что она что-то не сделала, в чем-то виновата. Он вполне может это же делать. Но если лично, есть такая несбыточная мечта, если лично я бы встретился с президентом, допустим, чтобы ответить на этот вопрос… Ну это тоже, надо же подготовить ответ, который бы его устроил… Нельзя же так просто сказать: «Вы спросили почему – а вот потому…» Он скажет: «Нет, не поэтому…» И куда денешься? Я год к нему пробивался, он сказал: «Нет». А тут же, если уж встретились, то надо уже сказать: «Может, посидим, подумаем вместе… Действительно, может быть… У меня жена хорошо готовит… Могли бы зайти, обсудить вопрос… Может, я зайду, может, вы бы забежали…» Может мы бы, глядишь, и на что-нибудь набрели, если бы действительно вопрос адресовался мне. А то можем подружиться и вопрос не решить, что гораздо лучше, чем поссориться и вопрос решить.

М.: Продолжаем наш разговор. В Казани прошел форум, который назывался «Россия – спортивная держава». На этом форуме было констатировано с печалью, что россияне не являются спортивной нацией. В связи с этим у меня к Вам два вопроса: если мы не спортивная нация, то какая? Это первый вопрос. А второй вопрос: надо ли так стремиться делать из россиян спортивную нацию?

Ж.: Мы – нация многонациональная. Понимаете, вот действительно интересно, вот все время, когда я читаю американские романы (а я читаю американские романы) – тебе все время объясняют, что герой прославился еще в школе как капитан или защитник бейсбольной команды. Ты читаешь, что герой прославился еще в университетской сборной, и он этот титул носит всю жизнь и его помнят, каким он был защитником, какой у него был удар, как он отражал, как он вообще играл. Вот эта бесконечная спортивность… Мы тоже нация спортивная, но нас надо разозлить и не соперника дать, а врага. Я был на матче Германия-Россия, стадион так ревел, как будто криком можно было немцев задавить. Единственный, кто не обращал внимания на этот крик, была немецкая команда. Когда появляется враг, мы становимся спортивными, непьющими, хитроумными. Недаром там кто-то пытался на стадионе во время встречи с немцами вывесить плакат о Сталинградской битве. На всякий случай! Чтоб еще больше подстегнуть, потому что действительно, это же были не спортсмены, это же были немцы. И это очень чувствовалось, между прочим. И как диктор не успокаивал: «Граждане, товарищи, спокойно! Это всего лишь спортсмены, это не немцы». Как не немцы? Это немцы! Вот тут-то и оно было бы. Если бы они оказались чуть послабей, мы бы их разгромили вдребадан. Или если бы была какая-нибудь репетиция, или это была бы вторая или третья игра. Потому что выдержать такой напор невозможно, если бы это всё вскипело по настоящему. Я своему сыну сейчас объясняю, если он попадет куда-нибудь учиться, в университет или еще куда-нибудь, что спорт важнее, чем учеба. А вот продавать мускулы не научились. Это надо куда-то ходить, заниматься, это непонятно, на что рассчитывать, на какие-то гонорары. То есть профессионально заниматься спортом – ну что-то в этом нет для нас идеи. Ну это как всё, что привлекает своим заработком, пока идеи не имеет, о чем и говорит Президент в том вопросе «интеллект есть, а экономики нет». То же самое происходит и в спорте. Мозги есть, а заниматься ради денег никто не хочет. Спасибо за внимание.

М.: Прошел праздник, который, мне кажется, не отметил никто. И я даже думаю, что сидящие здесь люди даже не знают, что он есть. Он называется Международный День школьных библиотек. И как Вам кажется – то, что современные молодые люди вообще перестают читать – это естественно, или это трагедия?

Ж.: Ну мой-то все время что-то там читает. Во всяком случае, закрывается он там…

М.: Ну это же сын Жванецкого… Сын Жванецкого – один…

Ж.: Ну он же не меня читает. Ну, во-первых, я могу наблюдать только своего. Он тоже ходит в этом капюшоне. Они ходят в капюшонах. Ему четырнадцать лет. Короче, в капюшоне ходит, с этими проводами, все время на проводах они все. Они включены то в эту сеть, то в эту сеть, то туда включены. Помню, когда-то я удачно выразился, я был в Кемерово, кстати, председателем жюри конкурса красоты… Какая все-таки разнообразная писательская жизнь! Но это чисто по моей профессии… Да, так вот: там все, кто выступали в концерте между девушками (там были группы разные), все были вот в этих капюшонах, вот такие вот закрытые лица, как будто под дождем. Интересно за ними наблюдать, конечно, это совсем другое поколение. Я тоже не знаю, что они читают… В чем наша ошибка, как мне кажется, я уже начинаю их понимать: мы-то их спрашиваем, читали ли они то, что мы читали – то есть Пушкин, Есенин, Достоевский, Тургенев, Толстой – вот это. Это высота большая, это, может быть, и рано даже. У них учитель стоит (так мне кажется) с палкой снизу, чтобы они взяли высоту. А должен учитель стоять наверху сверху, с книгой. Не с палкой снизу, а с книгой сверху. И чтобы ученик видел, какое наслаждение этот учитель получает от этой книги, как на лице его улыбка либо смех, если он читает Чехова. Либо слезы – если он читает Достоевского. Либо содрогание – если он читает Толстого. И ученик должен с любопытством спросить: «Борис Ефимович, что это вы читаете?» Он говорит: «Так вот. - И что, так интересно?» Он говорит: «Да. - А можно посмотреть? – Ну да, посмотри». И тот, глядя на него, сам начинает читать, и когда потом встречаются два таких человека, как учитель и ученик, они говорят на одном языке, и мы потом их называем «элита» нашего общества. Спасибо за внимание.

М.: В Техасском Университете провели серьезные опыты и поняли, что одиночество – это причина многих болезней. В связи с этим у меня к Вам два вопроса. Один я никогда Вам не задавал, хотя он такой: одинокий ли Вы человек? А второй вопрос: что бы Вы могли посоветовать тем людям, которые сейчас Вас смотрят (их много), вот они сейчас сидят в одиночестве и Вас смотрят, и они страдают от этого одиночества, вот им можно что-то посоветовать?

Ж.: Ну, во-первых, я-то, конечно, одинокий человек. Я ухитряюсь быть одиноким и в семье, и в объятьях, и где я только не бываю, я все равно одинокий. Короче говоря, я – главный герой того, что я пишу. Поэтому я так уже приспособился рассказывать о себе, и получается так, что бывает это интересно кому-то. Ну что сказать об одиноком? Ну бывает, как Владимир Ильич Ленин, на ступеньке в толпе он что-то пишет, тоже одинокий, но пишет на ступеньке прямо во время съезда, что-то пишет, что-то пишет – один! Потом по этим записям вся страна разворачивается и идет в другом направлении. Есть такие люди тоже. Я вижу одиноких людей… Мне попадаются иногда действительно, к сожалению, такие вот по-настоящему одинокие – это тяжелый случай… Это изменение характера. Чикагские ученые, как всегда, правы. Мне просто обидно, что это всё приходит в голову чикагским ученым, хотя мне уже давно это ясно – что одинокий человек просто становится плохо переносим. И вы увидите, если собралась компания, кто-то одинокий, женщина либо мужчина – это все видно. И по манжетам его, хотя они чистые. Ну просто видно, что он сам это стирал. И она, видно, что она сама что-то готовила, и иногда это тяжело кушать. Потому что, как говориться, аудитории-то нету. Готовить есть кому, а ест все время один человек, получается. Поэтому, выйдя на публику с этим блюдом, трудно что-либо будет говорить. Но в то же время… А с другой стороны, вот в Москве – можно ли здесь быть одиноким? Я не знаю, мне кажется, что человек, который валяется на тротуаре и когда через него, не оказывая помощи, переступает толпа, он разве одинок? Глубоко несчастен, но не одинок! Все тут! Все же здесь! Просто никто даже не интересуется, как его зовут. Но все находятся рядом. Пожалуйста, приезжайте сюда, вы вместе с нами не будете одинокими. Спасибо за внимание.

М.: Правильно ли я понял, из того, что Вы сейчас сказали, что Вы не только не тяготитесь одиночеством, но даже его ищете?

Ж.: Я его ищу! Я по-настоящему рад. Я люблю ночь в Москве. В Москве ночь – это время без звонков, это время, когда ты встречаешься со своими любимыми, и не только с женщинами. Когда ты встречаешься с Чеховым, с Прустом, с Моэмом – со всеми, кого ты любишь. Вот у тебя есть вот эти пара часов, когда ты лег и ты начинаешь читать. И ты погружаешься в эту другую интеллектуальную жизнь, от которой ты чуть-чуть умнеешь. Вот эта вот ночь – самое главное. Тогда, когда ты одинок. Пока не рассвело и не прозвучал первый звонок. Спасибо за внимание.

М.: У нас с Михал Михалычем на протяжении всех лет, пока мы делаем передачу, происходит такой спор, когда я говорю Михал Михалычу, что он философ, с моей точки зрения, а он мне говорит, что все равно надо, чтобы люди смеялись. И вот мы по этому поводу все обсуждаем, обсуждаем. Но потом Михал Михалыч выходит и читает свои произведения, и оказывается, что он философ, а люди, тем не менее, смеются. Сейчас, я надеюсь, мы в этом убедимся.

М.: Написал летом, но я всё пишу летом, зимой не могу писать – сыро.

* * *

РОДИНА И МЫ

Граждане, господа, россияне!

На наших глазах в ваших глазах пропал интерес к происходящему.

Как же мы восстановим производство…

* * *

Вот я приехал сейчас в Москву из Одессы после летнего перерыва.

Пробки те же.

Пенсии те же.

Взрывы те же.

Пожары те же.

Выводы те же…

* * *

Какое-то непонятное счастье и ликование на восьмидесяти граммах коньяка, ста граммах колбасы, двух помидорах и сорокашестилетней женщине – как немного человеку надо!

* * *

Вот нашего человека понять нельзя.

Спросишь у него, как проехать или пройти, он говорит:

- Пройдете мимо министерства, потом мимо поликлиники, завернете за баню…

И его никто не понимает.

Неужели нельзя сказать:

- Мим

A panie Grygierek i Żagan nie wiedzą, że mieszkają i pracują na Śląsku Cieszyńskim, a nie na jakimś sztucznym Podbeskidziu?!

Podbeskidzie jest... tylko że stąd aż pod ukraińską granicę :)

Powinny sobie pisuary w WC zamontować i na stojąco załatwiać. Do łopaty na dole albo do innej ciężkiej pracy. TO sufrażystki a Kobiety powinny być przedewszystkim piękne i delikatne, a jak której tonie wystarczy to dawaj do rywalizacji. Nikt kobietom tego już nie żałuje.

Pani Grygierek jest ze scyzorów, więc pewnie pewnych rzeczy nie rozróżnia... Szkoda

Lelek jedyną osobą którą wybierasz i która otrzymuje wynagrodzenie jest właśnie ta Pani a nie samorządowcy

Skąd wzięło się PODBESKIDZIE ?
Jak to się stało, że na podstawie sztucznego podziału administracyjnego zaczęto wyodrębniać "Podbeskidzie" jako samodzielny region? Odpowiedzi należy szukać w historii miasta Bielsko-Biała. Jak wiadomo miasto to powstało w latach 50-tych z połączenia dwóch odrębnych miejscowości: Bielska na Śląsku Cieszyńskim i Białej Krakowskiej w Małopolsce. Miasta te od wieków oddzielone były nie tylko rzeką Białą, ale także granicą. Problem polegał na tym, że Bielsko było do 1945 roku miastem etnicznie niemieckim. Niemcy od wieków stanowili tutaj zdecydowaną większość i nawet za czasów II Rzeczypospolitej cieszyli się pewną autonomią swego miasta. Po zakończeniu II wojny światowej znienawidzonych Niemców wysiedlono, a na ich miejscu osiedlili się Polacy, pochodzący często z odległych miejscowości przejętych przez ZSRR. W związku z tym nowi mieszkańcy nie mieli poczucia "śląskości" swego miasta, a wręcz byli niechętni kojarzeniu ich z tym regionem, nie biorąc pod uwagę aspektów historycznych. Proces ten nasilił się jeszcze po połączeniu Bielska z Białą Krakowską, bowiem mieszkańcy tej ostatniej nigdy "niemieckiego" Bielska nie darzyli sympatią. Nowa ludność Bielska zaczęła się więc odcinać od swych śląskich korzeni, co z czasem doprowadziło do niezrozumiałego narostu antagonizmów pomiędzy miastem a przemysłową częścią Śląska. Bielszczanie czuli się pokrzywdzeni nadrzędną rolą Katowic i Ślązaków przy wpływie na rozwój ich miasta. Co dziwne, w tym samym czasie rodowici Ślązacy mieli poczucie krzywdy, wyrządzanej im przez napływową ludność, byli bowiem odsuwani na margines życia ekonomicznego, społecznego i kulturalnego. Obiektywnie mówiąc do rozwoju niechęci Bielszczan do Górnoślązaków przyczyniła się głównie ludność "nieśląska", która w Katowicach przez długie lata rządziła. Niestety dla mieszkańców Bielska każdy, kto mieszkał w obrębie aglomeracji górnośląskiej, był po prostu złym i zaborczym "Hanysem", któremu bliżej do Niemiec, niż do Polski. Przymiotnik "śląski" nabrał wyłącznie negatywnego znaczenia. Dlatego w 1975 roku z wielką radością przyjęto wiadomość o utworzeniu nowego województwa z siedzibą w Bielsku-Białej. Oznaczało to wydostanie się spod władzy Katowic, co miało znaczenie przede wszystkim dla miejscowych partyjnych aparatczyków. Do tej pory wyrażenia "Podbeskidzie" używano bardzo rzadko, przede wszystkim w pracach naukowych, a określało ono tę część Pogórza Karpackiego, która leżała pod pasmami Beskidów. Aby zaznaczyć odrębność swego województwa bielscy włodarze zaczęli używać tego wyrażenia dla podległych im terenów, które przecież dotąd należały do różnych geograficznie i kulturowo regionów. Nowe określenie najbardziej pasowało przede wszystkim mieszkańcom Bielska-Białej, bowiem ich miasto po połączeniu straciło właściwie tożsamość regionalną, a jedynym wyjściem z tej sytuacji było... stworzenie nowego regionu. Oczywiście stolicą tego regionu obwołano największe miasto, Bielsko-Biała, co z pewnością zaspokajało ambicje ludności tego prężnie rozwijającego się ośrodka miejskiego. Terminu "Podbeskidzie" nie wprowadzono urzędowo, próżno też szukać takiej nazwy na mapach czy w encyklopediach. Wystarczyło jednak kilka razy powtórzyć to hasło na wiecach i zebraniach, a padło ono na podatny grunt pozbawionych tożsamości regionalnych mieszkańców miasta i okolic, po czym coraz częściej zaczęto go używać w języku potocznym. Termin ten stał się również wygodny dla różnego rodzaju organizacji działających na terenie województwa bielskiego (np. "Solidarność" Regionu Podbeskidzie), bowiem nie musiały one używać wyrażeń typu "Śląsk Cieszyński, Żywiecczyzna i Zachodnia Małopolska" dla określenia terenu swojego działania. I nikogo nie interesowało, że "region Podbeskidzie" to właściwie nie żaden region, tylko skrótowe, ogólne i mylne określenie obszaru województwa bielskiego.
Podbeskidzki region ?
Termin jednak się przyjął. Przede wszystkim w Bielsku-Białej, o powodach czego już pisaliśmy. Jednak prawdziwy przełom dla "Podbeskidzia" stanowił okres walki o utrzymanie województwa bielskiego w nowym podziale administracyjnym, prowadzonej pod wodzą posłanki Grażyny Staniszewskiej. Hasło "Podbeskidzie" pojawiało się w mediach tak często, że zaczęto używać go nie tylko jako wygodnego zamiennika dla nazwy województwa i nazw przyjętych historycznie (np. Śląsk Cieszyński), ale nawet dla samych Beskidów! Po reformie administracyjnej województwo miało nosić nazwę właśnie "podbeskidzkiego" lub "beskidzkiego". Kiedy okazało się, że na nowej mapie Polski nie ma dla niego miejsca, rozgoryczeni Bielszczanie zgłosili chęć włączenia starego województwa do nowego woj. małopolskiego. Spotkało się to z ostrym sprzeciwem, przede wszystkim rdzennych mieszkańców Śląska Cieszyńskiego, w związku z czym projekt zaniechano. "Tu zawsze był, jest i będzie Śląsk"- głosił transparent na domu w jednej z podbielskich miejscowości, co pewnie niejednego Bielszczanina zdziwiło. W każdym razie polską część Śląska Cieszyńskiego wraz z Bielskiem, a także powiat żywiecki i bielski, włączono do województwa śląskiego. Swą niechęć do Śląska wielu mieszkańców Bielska-Białej objawiło wtedy jeszcze bardziej. Wraz z pojawieniem się w mieście nowych, "katowickich" tablic rejestracyjnych (jeszcze czarnych) pojawiły się naklejki "Nie jestem Hanysem", które właściciele owych tablic chętnie umieszczali na swych samochodach. Niewiadome siły sprawiły natomiast, że w mediach coraz częściej zaczęto używać określenia "Podbeskidzie" dla terenów byłego województwa bielskiego, natomiast nigdy nie użyto sformułowania np. "w Skoczowie na Śląsku" czy "w małopolskich Kętach". Co ciekawe, im więcej czasu upływało od likwidacji starego podziału administracyjnego, tym częściej używano wyrażenia "Podbeskidzie". Nagle okazało się, że Koniaków, czyli wieś na wysokości ok. 800 m.n.p.m., leżąca nigdzie indziej jak w sercu Beskidu Śląskiego, leży nie w Beskidach, a... pod nimi. Adam Małysz, rodem z beskidzkiej, cieszyńsko-śląskiej Wisły, jest najlepszym sportowcem... "Podbeskidzia". Do jednego worka wrzucono kulturę cieszyńską, żywiecką, podhalańską i małopolską, a Sucha Beskidzka, Cieszyn, Węgierska Górka, Oświęcim i Wadowice okazały się być miastami z jednego regionu. Oczywiście w co drugim reportażu z Bielska-Białej miasto to było niczym innym, jak "stolicą Podbeskidzia". Jeden z bielskich klubów piłkarskich przemianowano w 2002 roku nie inaczej niż na "Podbeskidzie" Bielsko-Biała. Najciekawszym przykładem "podbeskidzkiej" elokwencji dziennikarskiej stało się jednak stwierdzenie "na szczytach Podbeskidzia" w telewizyjnej prognozie pogody, co samo w sobie jest bzdurą do potęgi. Idąc tym tokiem możnaby powiedzieć, że Wisła wypływa na Podbeskidziu, Babia Góra jest najwyższym szczytem Podbeskidzia, a Wiedeń leży na... Podalpiu. Z tej wypowiedzi wynika, że Beskidy leżą na... Podbeskidziu. I nikogo to nie zdziwiło?! Niestety podobne stwierdzenia pewnie nie raz pojawią się w reporterskich dziełach polskich dziennikarzy, jeśli nie odejdą od geograficznej nowomowy. Nie wynika to (miejmy nadzieję) z ich złej woli, lecz ze stosowania wygodnych uproszczeń, lub po prostu z niewiedzy. Nie ukrywajmy, że "Podbeskidzie" jest określeniem wygodnym i nie wymaga wiedzy geograficznej. Można przypuszczać, że z różnych pobudek część dziennikarzy rodem z Bielska i okolic umyślnie jednak stosuje ten termin. Trzeba przy tym dodać, że w dzisiejszych czasach to media kształtują świadomość i język społeczeństwa, które podobne bzdury powiela często bezwiednie.
A co to komu przeszkadza ?
Niepoprawność stosowania hasła "Podbeskidzie" dla określenia pewnego regionu ma kilka aspektów. Pod względem językowym termin ten jest w miarę poprawny, mamy bowiem do czynienia z podobnymi tworami słownymi, np.: Zaolzie, Podhale, Powiśle czy Zakaukazie, które przyjęły się w polskim języku. Słowo "podbeskidzie" sugeruje jednak, że mowa jest o terenie położonym tuż pod Beskidami, gdzie właśnie owo położenie w stosunku do gór o pewnej nazwie ma największe znaczenie. Możnaby czasami powiedzieć o "podbeskidzkiej miejscowości", ale tylko gdy rzeczywiście leży ona pod beskidzkim pasmem górskim i tylko czasami, a nie wyłącznie. Poza tym "Podbeskidzie" nie jest nazwą zwyczajową dla tych terenów. Z geograficznego punktu widzenia nie można używać tej nazwy jako nazwy pewnego regionu, obejmującego wycinek pogórza, pasm górskich i dolin, bo w tym momencie gubiony jest nie tylko sens słowa, ale zatraca się naturalny podział pomiędzy poszczególnymi krainami, które oprócz wzajemnej bliskości nie mają wiele wspólnego. W aspekcie geograficznym pasmo górskie to pasmo górskie, a pogórze to pogórze i nie można ich ot tak sobie łączyć. Można więc powiedzieć o "podbeskidzkiej wsi", ale nie o "wsi na Podbeskidziu", bo taka kraina geograficzna nie istnieje! Wystarczy sprawdzić w pierwszym lepszym atlasie czy słowniku. Najważniejszy jest tu jednak aspekt historyczny i kulturowy. Teren zwany "Podbeskidziem" nie jest bowiem pod tym względem jednolity, jak chciały tego PRL-owskie władze. W przeszłości poszczególne obszary tego rejonu dzieliły nie tylko granice administracyjne, ale i państwowe. Zostało to zmienione dopiero w XX wieku! Inaczej kształtowała się kultura i tożsamość regionalna na Śląsku Cieszyńskim, inaczej w zachodniej Małopolsce, a jeszcze inaczej na Ziemi Żywieckiej. Tak naprawdę regiony te miały ze sobą niewiele wspólnego, nie mówiąc już o wzajemnych antagonizmach, a niezaspokojone ambicje bielskich działaczy tego zmienić nie mogą. Nawet same miasta Bielsko i Biała leżały w różnych krainach geograficznych! Jeszcze większym nieporozumieniem jest nazywanie Bielska-Białej stolicą czegokolwiek. Można na upartego powiedzieć, że miasto to było "stolicą" dawnego województwa bielskiego, ale to wszystko. Pod wieloma względami odwieczną stolicą dla Bielska był Cieszyn, a dla Białej i Żywca Kraków, czy to się wszystkim podoba, czy nie. Ktoś mógłby powiedzieć, że to już tylko historia. Owszem, ale gdyby nie brać pod uwagę aspektów historyczno-geograficznych, to z łatwością możnaby nazwać kraj nad Wisłą Podbałtykiem albo Nadwiślem, a nie Polską, i nikt nic nie mógłby powiedzieć. Całe szczęście wszelkie nazwy, a tym bardziej nazwy regionów, mają swoje podłoże historyczne bądź geograficzne i przyjęte są jako zwyczajowe. Dlatego nie można stworzyć regionu na bliżej nie określonych podstawach, tym bardziej jeśli dany teren ma już swą nazwę zwyczajową. Nazywajmy więc historyczne regiony po imieniu: Ustroń niech leży na Śląsku Cieszyńskim czy w Beskidzie Śląskim, Milówka na Żywiecczyźnie czy w Beskidzie Żywieckim, Oświęcim w Małopolsce, a Maków Podhalański na Podhalu. Byłe województwo bielskie niech będzie byłym województwem bielskim, a Bielsko-Biała niech pozostanie Bielskiem-Białą, a nie stolicą czegoś, co nie istnieje.
Podsumowując
"Podbeskidzie" to jedynie "nowotwór językowy" (to chyba trafne określenie), który zabija tożsamość mieszkańców wspomnianych regionów i nie ma podstaw historyczno-geograficznych. Został jednak łatwo przyswojony przez dziennikarzy i część społeczeństwa jako poprawny. Stworzyli go z pobudek ambicjonalnych ludzie właściwie pozbawieni tożsamości regionalnej i kulturowej, nie zważając na odczucia rdzennej ludności tych terenów. Nie musimy i nie powinniśmy więc używać tego terminu. W dobie samorządności i walki o zachowanie kultury regionalnej jest to jedyne słuszne wyjście."

Dlaczego dyskusja toczy się jedynie na temat "Podbeskidzia"? To akurat nie jest najważniejsze. Do "dziadka" - na kobietę chcesz tylko patrzeć? Jak gotuje obiadki, zajmuje się domem itp. i ma być jeszcze "piękna i delikatna". Nic dodać - nic ująć!
Gdy mężczyzna jest wójtem, burmistrzem, dyrektorem - nikogo to nie dziwi. Moze popełniać błędy i gafy, ale kobieta ma już gorzej! Pani Grygierek moze nie jest ideałem jako burmistrz, ale tysiąc razy lepiej radzi sobie niz poprzednik - mężczyzna! Tylu pieniedzy "z zewnątrz" ile teraz dotarło do Strumienia nie było nigdy. Ma ciekawe pomysły (moze myśli po prostu jak kobieta) place zabaw dla dzieci w całej gminie, odnowa parku, teraz remont piwnic ratusza.
Wiem, że zaraz odezwą się głosy - więc uprzedzam - nie jestem z rodziny, nawet na Nią nie głosowałam. Po prostu jestem kobietą, doceniam Jej pracę, ale widzę też błędy.
Dajcie kobietom działać i tyle.